Неточные совпадения
Как бы пробудившись
от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он
ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми
людьми уже будут другие.
Он еще занимал важное место, он был членом многих комиссий и комитетов; но он был
человеком, который весь вышел и
от которого ничего более не
ждут.
Как отравленный, бродил он с места на место; он еще выезжал, он сохранил все привычки светского
человека; он мог похвастаться двумя-тремя новыми победами; но он уже не
ждал ничего особенного ни
от себя, ни
от других и ничего не предпринимал.
— Разве ты со зла советовал мне читать «Гигиену брака»? Но я не читала эту книгу, в ней ведь, наверное, не объяснено, почему именно я нужна тебе для твоей любви? Это — глупый вопрос? У меня есть другие, глупее этого. Вероятно, ты прав: я — дегенератка, декадентка и не гожусь для здорового, уравновешенного
человека. Мне казалось, что я найду в тебе
человека, который поможет… впрочем, я не знаю, чего
ждала от тебя.
«Да, это именно объясняющий господин, из тех, что возлагают социальные обязанности». Он
ждал чего-то смешного
от этого
человека и, в следующую минуту, — дождался...
Потом он шагал в комнату, и за его широкой, сутулой спиной всегда оказывалась докторша, худенькая, желтолицая, с огромными глазами. Молча поцеловав Веру Петровну, она кланялась всем
людям в комнате, точно иконам в церкви, садилась подальше
от них и сидела, как на приеме у дантиста, прикрывая рот платком. Смотрела она в тот угол, где потемнее, и как будто
ждала, что вот сейчас из темноты кто-то позовет ее...
— Я не одобряю ее отношение к нему. Она не различает любовь
от жалости, и ее
ждет ужасная ошибка. Диомидов удивляет, его жалко, но — разве можно любить такого? Женщины любят сильных и смелых, этих они любят искренно и долго. Любят, конечно, и
людей со странностями. Какой-то ученый немец сказал: «Чтобы быть замеченным, нужно впадать в странности».
И начинаешь думать, что уж нет
человека без фокуса,
от каждого
ждешь, что вот-вот и — встанет он вверх ногами.
«Мысли, как черные мухи», — вспомнил Самгин строчку стихов и подумал, что
люди типа Кутузова и вообще — революционеры понятнее так называемых простых
людей;
от Поярковых, Усовых и прочих знаешь, чего можно
ждать, а вот этот, в чесунче, может быть, член «Союза русского народа», а может быть, тоже революционер.
— Огненной метлой подмели мужики уезд… — он сказал это так звучно и уверенно, как будто вполне твердо знал, что все эти
люди ждут от него именно повести о мужиках.
—
Подожди, — попросил Самгин, встал и подошел к окну. Было уже около полуночи, и обычно в этот час на улице, даже и днем тихой, укреплялась невозмутимая, провинциальная тишина. Но в эту ночь двойные рамы окон почти непрерывно пропускали в комнату приглушенные, мягкие звуки движения, шли группы
людей, гудел автомобиль, проехала пожарная команда. Самгина заставил подойти к окну шум, необычно тяжелый,
от него тонко заныли стекла в окнах и даже задребезжала посуда в буфете.
«В сущности, это — победа, они победили», — решил Самгин, когда его натиском толпы швырнуло в Леонтьевский переулок. Изумленный бесстрашием
людей, он заглядывал в их лица, красные
от возбуждения, распухшие
от ударов, испачканные кровью, быстро застывавшей на морозе. Он
ждал хвастливых криков,
ждал выявления гордости победой, но высокий, усатый
человек в старом, грязноватом полушубке пренебрежительно говорил, прислонясь к стене...
«Страшный
человек», — думал Самгин, снова стоя у окна и прислушиваясь. В стекла точно невидимой подушкой били. Он совершенно твердо знал, что в этот час тысячи
людей стоят так же, как он, у окошек и слушают,
ждут конца. Иначе не может быть. Стоят и
ждут. В доме долгое время было непривычно тихо. Дом как будто пошатывался
от мягких толчков воздуха, а на крыше точно снег шуршал, как шуршит он весною, подтаяв и скатываясь по железу.
— Да, да, — повторял он, — я тоже
жду утра, и мне скучна ночь, и я завтра пошлю к вам не за делом, а чтоб только произнести лишний раз и услыхать, как раздастся ваше имя, узнать
от людей какую-нибудь подробность о вас, позавидовать, что они уж вас видели… Мы думаем,
ждем, живем и надеемся одинаково. Простите, Ольга, мои сомнения: я убеждаюсь, что вы любите меня, как не любили ни отца, ни тетку, ни…
Не полюбила она его страстью, — то есть физически: это зависит не
от сознания, не
от воли, а
от какого-то нерва (должно быть, самого глупого, думал Райский, отправляющего какую-то низкую функцию, между прочим влюблять), и не как друга только любила она его, хотя и называла другом, но никаких последствий
от дружбы его для себя не
ждала, отвергая, по своей теории, всякую корыстную дружбу, а полюбила только как «
человека» и так выразила Райскому свое влечение к Тушину и в первом свидании с ним, то есть как к «
человеку» вообще.
— Молчите вы с своим моционом! — добродушно крикнула на него Татьяна Марковна. — Я
ждала его две недели,
от окна не отходила, сколько обедов пропадало! Сегодня наготовили, вдруг приехал и пропал! На что похоже? И что скажут
люди: обедал у чужих — лапшу да кашу: как будто бабушке нечем накормить.
Итак, вот
человек, по котором столько лет билось мое сердце! И чего я
ждал от Крафта, каких это новых сообщений?
— Аркадий Макарович, мы оба, я и благодетель мой, князь Николай Иванович, приютились у вас. Я считаю, что мы приехали к вам, к вам одному, и оба просим у вас убежища. Вспомните, что почти вся судьба этого святого, этого благороднейшего и обиженного
человека в руках ваших… Мы
ждем решения
от вашего правдивого сердца!
У крыльца
ждал его лихач-рысак. Мы сели; но даже и во весь путь он все-таки не мог прийти в себя
от какой-то ярости на этих молодых
людей и успокоиться. Я дивился, что это так серьезно, и тому еще, что они так к Ламберту непочтительны, а он чуть ли даже не трусит перед ними. Мне, по въевшемуся в меня старому впечатлению с детства, все казалось, что все должны бояться Ламберта, так что, несмотря на всю мою независимость, я, наверно, в ту минуту и сам трусил Ламберта.
— Хохоча над тобой, сказал! — вдруг как-то неестественно злобно подхватила Татьяна Павловна, как будто именно
от меня и
ждала этих слов. — Да деликатный
человек, а особенно женщина, из-за одной только душевной грязи твоей в омерзение придет. У тебя пробор на голове, белье тонкое, платье у француза сшито, а ведь все это — грязь! Тебя кто обшил, тебя кто кормит, тебе кто деньги, чтоб на рулетках играть, дает? Вспомни, у кого ты брать не стыдишься?
Но я — русский
человек и принадлежу к огромному числу потребителей, населяющих пространство
от Кяхты до Финского залива, — я за пекое: будем пить не с цветами, а цветочный чай и
подождем, пока англичане выработают свое чутье и вкус до способности наслаждаться чаем pekoe flower, и притом заваривать, а не варить его, по своему обыкновению, как капусту.
Поэтому нельзя
ждать от революции явления нового
человека.
Если под революцией понимать совершаемые в известный исторический день насилия, убийства, кровопролития, если понимать под ней отмену всех свобод, концентрационные лагеря и пр., то желать революции нельзя и нельзя
ждать от нее явления нового
человека, можно только при известных условиях видеть в ней роковую необходимость и желать ее смягчения.
Было, однако, странно; их по-настоящему должны бы были
ждать и, может быть, с некоторым даже почетом: один недавно еще тысячу рублей пожертвовал, а другой был богатейшим помещиком и образованнейшим, так сказать,
человеком,
от которого все они тут отчасти зависели по поводу ловель рыбы в реке, вследствие оборота, какой мог принять процесс.
Свет
от костров отражался по реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного берега. С бивака доносились удары топора, говор
людей и смех. Расставленные на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и
ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись спать. Остался только один караульный для охраны коней, пущенных на волю.
Я не буду говорить об обязанностях честного
человека относительно девушки, имя которой он компрометировал: я слишком хорошо знаю нашу светскую молодежь, чтобы
ждать пользы
от рассмотрения этой стороны вопроса.
— Вы
ждете такого упрека
от человека из нации, про которую все утверждают, что единственная цель и мысль ее — доллары?
— Правда, батюшка Дмитрий Сергеич. То-то, я смотрю, что-то уж вы деньгами-то больно сорите, чего я
от вас не
ждала, как
от человека основательного. Видно,
от невесты задаточек получили?
Он находил, что на
человеке так же мало лежит ответственности за добро и зло, как на звере; что все — дело организации, обстоятельств и вообще устройства нервной системы,
от которой больше
ждут, нежели она в состоянии дать.
Сначала и мне было жутко, к тому же ветер с дождем прибавлял какой-то беспорядок, смятение. Но мысль, что это нелепо, чтоб я мог погибнуть, ничего не сделав, это юношеское «Quid timeas? Caesarem vehis!» [Чего ты боишься? Ты везешь Цезаря! (лат.)] взяло верх, и я спокойно
ждал конца, уверенный, что не погибну между Услоном и Казанью. Жизнь впоследствии отучает
от гордой веры, наказывает за нее; оттого-то юность и отважна и полна героизма, а в летах
человек осторожен и редко увлекается.
Но что же
ждало его в этой дали? Испания, вырезываемая Наполеоном, одичалая Греция, всеобщее воскрешение всех смердящих Лазарей после 1814 года;
от них нельзя было спастись ни в Равенне, ни в Диодати. Байрон не мог удовлетвориться по-немецки теориями sub specie aeterriitatis, [с точки зрения вечности (лат.).] ни по-французски политической болтовней, и он сломился, но сломился, как грозный Титан, бросая
людям в глаза свое презрение, не золотя пилюли.
У тебя, говорят, мысль идти в монастырь; не
жди от меня улыбки при этой мысли, я понимаю ее, но ее надобно взвесить очень и очень. Неужели мысль любви не волновала твою грудь? Монастырь — отчаяние, теперь нет монастырей для молитвы. Разве ты сомневаешься, что встретишь
человека, который тебя будет любить, которого ты будешь любить? Я с радостью сожму его руку и твою. Он будет счастлив. Ежели же этот он не явится — иди в монастырь, это в мильон раз лучше пошлого замужества.
Ермолай был такой же бессознательно развращенный
человек, как и большинство дворовых мужчин; стало быть, другого и
ждать от него было нельзя. В Малиновце он появлялся редко, когда его работа требовалась по дому, а большую часть года ходил по оброку в Москве. Скука деревенской жизни была до того невыносима для московского лодыря, что потребность развлечения возникала сама собой. И он отыскивал эти развлечения, где мог, не справляясь, какие последствия может привести за собой удовлетворение его прихоти.
Я всегда
ждал как бы чуда
от встречи с
людьми, и это, может быть, была моя слабость.
Поэтому дело спасения не было делом насилия над
человеком:
человеку предоставлена свобода выбора,
от него
ждут подвига веры, подвига вольного отречения
от разума этого мира и
от смертоносных сил этого мира во имя разума большого и сил благодатных и спасающих.
Ловко также стрелять их в лет, поднимающихся с небольших речек, по берегам которых ходят охотники, осторожно высматривая впереди, по изгибистым коленам реки, не плывут ли где-нибудь утки, потому что в таком случае надобно спрятаться
от них за кусты или отдалиться
от берега, чтоб они, увидев
человека, не поднялись слишком далеко, надобно забежать вперед и
подождать пока они выплывут прямо на охотника; шумно, столбом поднимаются утки, если берега речки круты и они испуганы нечаянным появлением стрелка; легко и весело спускать их сверху вниз в разных живописных положениях.
Между тем молодые
люди с нетерпением
ждали этого ответа. Студент приподнялся на локте и повернул к девушке лицо, оживленное любопытством. Ее сосед уставился на нее спокойным, пытливым взглядом. Слепой переменил свою непринужденную позу, выпрямился и потом вытянул голову, отвернувшись лицом
от остальных собеседников.
Они в постоянной войне со всем окружающим, и потому не требуйте и не
ждите от них рациональных соображений, доступных
человеку в спокойном и мирном состоянии.
— Этого я не ожидала
от тебя, — проговорила она с огорчением, — жених он невозможный, я знаю, и славу богу, что так сошлось; но
от тебя-то я таких слов не
ждала! Я думала, другое
от тебя будет. Я бы тех всех вчерашних прогнала, а его оставила, вот он какой
человек!..
— Да накажи меня бог! А впрочем, позвольте, молодой
человек! Вы сами понимаете. Я был холостой, и, конечно, понимаете, всякий
человек грешен… Теперь уж, конечно, не то. Записался в инвалиды. Но
от прежних дней у меня осталась замечательная коллекция.
Подождите, я вам сейчас покажу ее. Только, пожалуйста, смотрите осторожнее.
Хотя печальное и тягостное впечатление житья в Багрове было ослаблено последнею неделею нашего там пребывания, хотя длинная дорога также приготовила меня к той жизни, которая
ждала нас в Уфе, но, несмотря на то, я почувствовал необъяснимую радость и потом спокойную уверенность, когда увидел себя перенесенным совсем к другим
людям, увидел другие лица, услышал другие речи и голоса, когда увидел любовь к себе
от дядей и
от близких друзей моего отца и матери, увидел ласку и привет
от всех наших знакомых.
Там было
человек двенадцать разного народу — студентов, офицеров, художников; был один писатель… они все вас знают, Иван Петрович, то есть читали ваши сочинения и много
ждут от вас в будущем.
Раиса Павловна говорила это, конечно, неспроста: она
ждала визита
от Братковского. Действительно, он заявился к ней на другой же день и оказался именно тем, чем она представляла его себе. Это был премилый
человек во всех отношениях и сразу очаровал дамское общество, точно он был знаком сто лет.
— Нет, Андрюша, — люди-то, я говорю! — вдруг с удивлением воскликнула она. — Ведь как привыкли! Оторвали
от них детей, посадили в тюрьму, а они ничего, пришли, сидят,
ждут, разговаривают, — а? Уж если образованные так привыкают, что же говорить о черном-то народе?..
Уж это, я вам доложу, самое последнее дело, коли
человек белокурый да суров еще:
от такого ни в чем пардону себе не
жди.
— Я полагаю, что это
от того происходит, что ты представляешь себе жизнь слишком в розовом цвете, что ты
ждешь от нее непременно чего-то хорошего, а между тем в жизни требуется труд, и она дает не то, чего
от нее требуют капризные дети, а только то, что берут у нее с боя
люди мужественные и упорные.
В этом деле, за которым они поехали, нужен был
человек усердный, а, разумеется,
от меня она не могла усердья
ждать.
Право, мне до сих пор совсем искренно казалось, что я никогда никаких других слов, кроме трезвенных, не говорил, а вот отыскался же мудрец, который в глаза мне говорит: нет, совсем не того
от тебя нужно. Но что-нибудь одно: или я был постоянно пьян, и в таком случае
от пьяного
человека нечего и
ждать трезвенного слова; или я был трезв, а те, которые слушали меня, были пьяны. А может быть, они и теперь пьяны.
Мальчик в штанах. Разумеется,
от необразованности. Необразованный
человек — все равно что низший организм, так чего же
ждать от низших организмов!
Две недели: какой срок для влюбленного! Но он все
ждал: вот пришлют
человека узнать, что с ним? не болен ли? как это всегда делалось, когда он захворает или так, закапризничает. Наденька сначала, бывало,
от имени матери сделает вопрос по форме, а потом чего не напишет
от себя! Какие милые упреки, какое нежное беспокойство! что за нетерпение!